dead game.
Мерный, прогулочный шаг, дабы было время рассмотреть окрестности, что простираются на территории Небесного племени. От чего-то они казались чужими и мерзкими, взору противны древесные стволы, снизу доверху обросшие высохшим мхом, словно деревья завернулись в тусклые, мертвые коконы, ограждаясь от проблем. Иногда, тоже хотелось иметь такую защиту, пусть даже ненадежную, зато свою, постоянную и родную. И пожизненную, а значит, противоположную свободе, а свобода всецело ему принадлежала. Когда-то давно, очень давно. И не сказать, что он жалеет о прошлом, порода не та, скорее, он сравнивает две жизни, какая ему более люба. Первая больше похожа на яблоко, что облюбовал червяк: с виду сочное, кожура блестит, да и мякоть неплоха, но имеется паразит, что заставил великолепный плод гнить на бренной земле. И Иной вкушал эту гниль, упивался ей, казалось, он даже чувствует ее запах: терпкий и сладкий привкус разложившийся ранее вкусной материи. И его тошнило от этого, а значит, тошнило от независимой жизни. Всегда ожидаешь подставы, даже сейчас срабатывает инстинкт излишней осторожности, ощущаешь себя последним малодушным трусом.
Тихо подала голос лесная птица, вскричала и замолкла, будто почувствовав рядом опасность. Левое ухо, как по команде, встрепенулось, направив внутреннею сторону леса - именно оттуда доносился тревожный птичий крик. В душе похолодело, ученик так ненавидел свою уязвимую полу-слепоту на один глаз, ненавидел и терпел. Пришлось повернуть голову в заинтересовавшую сторону, правую, тем самым обнаружив небольшую фигурку о бежевой шерсти, достаточно приглушенной дневной тенью деревьев, чтобы он мог рассматривать каждую шерстинку не отводя взгляда. Не сложно догадаться, что сея особа является его наставником, что он, наверное, о чем-то размышляет. И было очень страшно, ибо о чем именно думает Козырь, Иной поинтересоваться не мог. Сердце стучало в такт шагам, его стук напоминал глухое, далекое звучание маятника старых часов в темной, покрытой пылью комнате. Иногда глубокий, отрывистый и чистый звук учащался одновременно со возрастанием скорости шага, а затем, при остановке, отбивал бешенную дробь, чей звук схож с топотом миллиарда ног, но топот такой слаженный и четкий, будто один азартно вальсировал, задавая такт остальным. Он кружился в танце, прислушиваясь к стуку сердца и улыбался, словно стыдясь собственной слабости. И все «они» улыбались. Как только Иной останавливался, дабы убедится, что целитель не сильно отстает, отзвук стука затихал, вальс, бессмысленный и дикий, прекращался, «они» с улыбкой на губах без слов клялись друг другу, что в следующий раз тишина сердцебиения не смутит их, что, конечно, очень опрометчиво. Стоит болотной птице неподалеку подать голос, как волнение снова захлестнет кошачье тело, стук снова участится, яростно качая кровь, и снова возобновится хаос, царящий в душе охотника. Однако, сейчас ему чужды танцы и торжественное веселье, известное лишь «им», его взгляд прикован к пестрому травяному ковру. Внутренний маятник бешено барабанил, безмолвно оповещая хозяина о всепожирающем враге - волнении - однако, сейчас разум существа, что вежливо улыбается малому котенку в лагере, отключен, Иной слился с инстинктом охотника, с первозданным звериным голодом. По крайне мере, кот пытался больше думать о голоде, ибо с утра он ничего не ел. Птица отчужденно смотрела куда-то вдаль, сквозь лохматые «лапы» сосен, сквозь лес и, наверное, ее сердце сейчас умеренно стучало, ибо нет причин для тревоги. Укол зависти пронзил, на первый взгляд, непроницаемую стену голода, Иной едва оскалился, все больше накручивая «их». Веселое и пышное торжество окончено, настало время дикости и животных инстинктов. Мускулы на лапах напряглись, на миг Иной даже подумал, что ему не избежать судорог, но к счастью все обошлось. Слегка дернулся кончик хвоста, сверкнули голубые глаза. Он готов.
Готов к собиранию трав, конечно. Ведь это так захватывающе.